У командующего 4-ой Армией РККА генерал-майора Александра Коробкова к 12 часам дня 22-го июня накопились достаточно внушительные претензии к органам НКВД.
Массовые диверсии на линиях связи
Рота армейского батальона связи, которая выдвигалась на защищенный армейский командный пункт в районе деревни Буховичи (Кобринский район) попала под обстрел диверсантов уже в 5.30 утра. Охрана защищенного армейского командного пункта уже с трех ночи 22-го июня подвергалась нападению неизвестного отряда, оснащенного большим количеством автоматического оружия.
Управление НКГБ БССР по Брестской области, вместо борьбы с реальными диверсантами в районе Кобрина, где находилось сразу четыре крупных штаба, накануне войны отправило свои мотострелковые части в летние лагеря за 80 километров от границы. Туда же и отправился 21 июня 1941 года мотострелковый батальон НКВД, осуществляющий охрану штабов в городе Кобрин. Вместо него должна была прибыть механизированная маневренная группа пограничного отряда, но она так до Кобрина и не добралась. Приходилось срочно привлекать мотострелковый батальон из состава 205-ой моторизованной дивизии, которая находилась на расстоянии 70 километров восточнее Кобрина.
Но самыми страшными по последствиям оказались диверсии на линиях связи. К ним и до войны были претензии. Полноценная отдельная связь существовала только со штабом округа в Минске. Постоянная связь, но по гражданским линиям присутствовала с дивизиями, расквартированными в Брестской крепости. Такая же связь действовала и с танковыми дивизиями. Проводная связь с дивизиями южнее и севернее Бреста была только в выделенное время, либо при помощи курьеров.
Кто ограничивал радиосвязь с пограничными дивизиями
Радиосвязью до войны практически не пользовались из-за ограничений выставляемых 3-им управлением НКО СССР. Начальник 3-го управления Наркомата обороны дивизионный комиссар Анатолий Михеев лично приезжал в Кобрин и проводил совещание с командирами дивизий и полков армии, о недопустимости пользоваться незащищенной радиосвязью в пограничной зоне. Четвертой армии были обещаны и собственный шифр и подготовленные шифровальщики в каждом полку, но обещанного три года ждут. Поэтому 22-го июня 1941 года дивизии армии встретили без умения использовать радиосвязь в боевой обстановке и отсутствия даже примитивных шифров.
К тому же именно с начало июня начался активный переход на новую технику связи армейского и корпусного уровня.. А это заключалось в изъятии радиостанций старого образца, а новые никто и не торопился завозить. Как вспоминал капитан Феликс Маркович, который был командиром роты связи, обслуживающей штаб армии в Кобрине, старую радиостанции 11 АК сдали на окружной склад средств связи, а новая армейская радиостанция РАФ по какой-то причине застряла в Гомеле. Но из-за того что в Кобрине находился крупный аэродром и штаб авиационной дивизии тут была размещена РАТ, тяжелая аэродромная радиостанция, не уступающая по дальности армейской.
Так что с тылом и штабом фронта радиосвязь была, а с пограничными дивизиями она отсутствовала. В защищенном армейском командном пункте находилась совсем уже старая радиостанция 20-ых годов, для которой никак не могли из Москвы привезти запчасти. На батальонном и ротном уровне положение с радиостанциями складывалось и вовсе катастрофическое, для примера из 500 танков Т-26 14 механизированного корпуса 4-ой армии РККА было всего 8 радиофицированных.
Отсутствие управляемости войсками на начальном этапе войны являлось глобальной проблемой Советского Союза. И во многом это зависело от отсутствия современных разработок связи и игнорирование заводами оборонного заказа. Несмотря на некий «железный порядок» в оборонной промышленности, оборонный заказ на средства связи выполнялся ежегодно на величину от 16 до 45% и не более того.
Обвинение в немцебоязни и нежелание минировать мосты
Проверяющие из Москвы постоянно указывали штабу 4 Армии РККА на их повышенную немцебоязнь. Генеральный штаб РККА только один раз за два года утвердил командно-штабную игру, предложенную штабом 4-ой Армии РККА, где обыгрывался вариант тактического отступления армии на рубеж Слоним-Пинск, для того, чтобы подтянуть резервы для ответного контрнаступления. Из-за этой командно-штабной игры были написаны десятки доносов, о том, что армейское руководство заражено паническими настроениями. И только новая линия, на сокращение репрессий среди командования РККА спасло причастных к проведению этой игры.
В мае 1941 года, когда приближение близкой войны ощущали даже брестские мальчишки, в Бресте состоялась армейская партийная конференция, на которой выступал начальник Главного управления пропаганды РККА армейский комиссар 1-го ранга Александр Запорожец. Большой начальник из Москвы был в благодушном настроении и обещал ответить присутствующим на любые вопросы. Первым встал батальонный комиссар Жучков из 33-го инженерного полка. Его вопрос был о том, почему никто не минирует шесть пограничных мостов, находящихся в зоне ответственности 4 Армии РККА. Ответ политического руководителя РККА, одного из заместителей наркома обороны обескураживал. Оказывается, в Москве считали, что минирование мостов на границе с государством, с которым заключен договор о ненападении – это неправильный шаг. И советское руководство не хочет высказывать немецкому правительству элементы недоверия к подписанным международным соглашениям. После этого вопроса у армейского комиссара 1-го ранга пропало настроение отвечать на вопросы и конференцию быстро закрыли…
Читайте также
- Брестское направление 1941. Запрещенный оборонительный рубеж
- Брестское направление — 1941. Танковый прорыв к границе
- Брестское направление 1941. Бескровный захват следственной тюрьмы НКГБ
- Брестское направление 1941. Секретный посланник генерала Сикорского
- Брестское направление 1941. Первый бой пружанского истребительного полка
