Рубрика: Все

Этот скромный памятник был установлен в мемориальном комплексе «Брестская крепость-герой» без особой помпы, можно сказать келейно. Несмотря на то, что в его открытии принимало участие несколько генералов из постсоветских стран. А само открытие небольшого мемориального знака было приурочено к заседанию глав служб безопасности стран СНГ в Бресте. Посетители крепости могли с удивлением прочитать, что памятник установлен в честь бойцов 132 батальона НКВД, принимавших участие в защите Брестской крепости. И дело даже не в том, что вдохновители этого памятника пропустили важную часть в названии батальона «конвойных войск», а в том, что это первый памятник, посвященный воинской части, которая была летом 1941 года расформирована за утерю воинского знамени. Хотя в приказе было сказано, что воинская часть целиком погибла в боях.

Как очутился конвойный батальон НКВД в Бресте

В обороне крепости принимали участия бойцы более двух десятков подразделений, но только конвоиры из 132 отдельного батальона НКВД удостоились особой чести собственного памятника. Возможно, они настолько хорошо воевали, что это оправданный шаг, или опять мы столкнулись с политическим заказом, который, как известно, является худшим врагом настоящей истории. Попытаемся разобраться. Повторюсь, знание настоящей Великой Отечественной войны, а не его лубочного варианта, который в последнее время активно навязывается, необходимо, чтобы избежать трагедий в будущем.

Эта часть НКВД была сформирована специально для зачистки вновь присоединенной к СССР Брестской области. Её бойцы сыграли основную роль в депортации более 45 000 жителей Брестчины в северные районы СССР, где им были созданы условия, непригодные для жилья. Согласно служебной записке генерального прокурора СССР Вышинского, только в дороге погибло 10% спецпоселенцев из Западной Белоруссии. Командиры и бойцы этого подразделения знали отлично, как окружать населенные пункты на предмет выселения, как травить собаками женщин и детей, отставших от колонн. Пулеметный взвод батальона привлекался к массовым расстрелам осужденных по тяжелым статьям на спецполигонах НКВД, включая Куропаты. Но эту, табуированную в Беларуси, тему мы поднимать не будем.

На момент начала войны конвойных войск НКВД в крепости было меньше роты

На момент начала войны в крепости находилось чуть более 80 бойцов из штатного состава в 564 человека, практически оставшихся без командования. Это произошло из-за того, что 20 июня 1941 года была начата операция, так называемой третьей волны депортации, и батальон, игравший в этой операции ключевую роль, был распределен по области. По стандартной дислокации в области находилась только 1-я рота, охранявшая тюрьмы НКВД в Кобрине, Пружанах и Пинске.

В связи с намеченными мероприятиями она была усилена за счет 2-ой и 3-ей рот, автотранспортного, пулеметного взводов и взвода связи. Вместе с подразделениями убыли и старшие командиры батальона: замполит, батальонный комиссар Григорий Сорокин в Кобрин, а начальник штаба, капитан Василий Бурлаченко в Пинск. Командир батальона, капитан Александр Костицин, находился в командировке в Москве и должен был 23 июня выехать в Брест. Штаб батальона, включая четырех политруков, тоже отправился в Кобрин и Пинск.

Не очень понятно, с какой целью? Злые языки в начале 90-х однозначно считали, что конвойным войскам на вновь приобретенных территориях Западной Белоруссии было не чуждо чувство наживы. А массовая депортация зажиточного населения была неплохим способом улучшить свое материальное положение. И поэтому все штабные офицеры 132 отдельного батальона встретили начало войны на расстоянии от 50 до 200 км от своего штаба. Из всего многочисленного командования в крепости оставался один младший политрук 2-ой роты Владимир Бродяной. Возможно, в казармах батальона находилось несколько сотрудников НКВД, прибывших со спецконвоем из Вологды, Уфы и Владикавказа.

Утром 22 июня 1941 года дислокация военнослужащих 132 конвойного батальона была следующей: в городе — на вокзале и в городской тюрьме находилось около 50 человек, в крепости — в казарме и в карауле внутренней тюрьмы НКВД «Бригитке» — около 100 военнослужащих.

«Бригитка» первой принимает бой

Бригитская внутренняя тюрьма НКВД находилась в 100 метрах от границы, как символ полной беспечности и неверия в агрессию гитлеровской Германии. В ночь на 22 июня её охранял 21 человек, включая три парных поста с ручными пулеметами на небольших вышках. Видимо, посты либо расслабились, либо наблюдали только за периметром тюрьмы, но они не заметили немецких разведчиков из 45-го разведывательного батальона, которые появились на надувных лодках, еще до начала артиллерийской канонады. Пограничники, которые находились неподалеку, назвали это десантом, этот термин и вошел во многие книги.

Историки российского казачества в 90-ые годы, когда командиру казачьего корпуса СС генералу фон Паннвицу в Москве поставили памятник, утверждали, что сам будущий генерал вместе со своими подчиненными на лихом коне ворвался в здание тюрьмы, десятками снося головы сотрудников НКВД. Но это развесистая клюква. Фон Паннвиц, если и был возле «Бригитки», то без коня и укрывшись от огня.

Поначалу, казалось, немецкие разведывательные части быстро возьмут комплекс бывшего монастыря, в котором разместилась следственная тюрьма. Однако, с началом войны вступили в силу секретные инструкции НКВД, и на помощь караулу подошел дежурный взвод с 4-мя ручными пулеметами и снайперскими винтовками под командованием единственного командира батальона, младшего политрука Владимира Бродяного. Перед чекистами стояла сложная задача: одновременно отстреливаться и ликвидировать наиболее опасный контингент, находящийся в следственной тюрьме. Причем, именно здесь, кроме священников и бывших польских полицейских, сидело несколько немецких разведчиков и диверсантов, которые появились в местных камерах буквально за несколько дней до войны……

Продолжение следует…

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

Уже несколько десятков лет существует традиция встречать рассвет 22 июня в мемориальном комплексе «Брестская крепость-герой». И в 2020 году, несмотря на различные ограничения, торжественное и одновременно траурное событие состоялось. Митинг-реквием начался в 2.30 и закончился в 4 утра, когда бойцы- пограничники Брестской пограничной группы спустили горящие венки в том месте, где Мухавец впадает в Западный Буг.

С уходом последних свидетелей начала войны история 22 июня 1941 года всё больше утрачивает свою объективность и начинает напоминать мемуары советских политработников, где все было приукрашено, а сытые и хорошо вооруженные бойцы щелкали немецкие танки как семечки, в перерывах проводя комсомольские и партийные собрания.

Идеологические фальсификации событий в Бресте июня 1941 года

То, что события, происходившие в Бресте в первый день войны, не просто утаиваются, а напрямую фальсифицируются, впервые стало ясным с изданием «Брестской крепости» Сергея Смирнова в 1956 году. Сергей Сергеевич всю жизнь отбивался от партийных органов, которым хотелось внести правки в события далекого 1941 года. Уже тяжелобольному, ему пришлось в 1975 году категорически отказать ЦК КПСС в их требовании вырезать из всех эпизодов книги Самвела Матевосяна, организатора первой штыковой контратаки Великой Отечественной войны. Из-за этого всё третье издание «Брестской крепости» уже отпечатанное, было отправлено на переработку.

Наиболее сильно эти тенденции проявились во время составления в 1965 году сборника мемуаров «Буг в огне», который больше не издавался. Его идейным вдохновителем был живущий в Бресте подполковник Евгений Синковский. Он занимал общественный пост заместителя председателя общесоюзного Военно-научного общества, но самое главное — он был свидетелем того, что происходило в июне 1941 года в районе Бреста. И не просто свидетелем, а занимал должность начальника оперативного отдела 28-го стрелкового корпуса, штаб которого находился в Бресте.

Попытка рассказать часть правды в сборнике «Буг в огне»

Евгений Синковский, кроме небольшого рассказа, мемуаров не оставил, мотивируя, что правды написать все равно не дадут. Существовали напечатанные на пишущей машинке материалы его воспоминаний, но, к сожалению, в 1991 году в ходе подготовки несостоявшейся исторической конференции «Брест — 41 год, 50 лет спустя», они были утеряны. Дело в том, что общесоюзная конференция должна была пройти в Бресте в сентябре 1991 года, но после событий августа того года, её просто отменили, а подготовленные материалы были утеряны прямо на кафедре истории СССР Брестского государственного педагогического института им. А.С. Пушкина.

Сейчас маленький рассказ Синковского и практически всю книгу «Буг в огне» растащили на цитаты все современные исследователи альтернативных версий катастрофического начала войны для Советского Союза. Кто захочет, может вдумчиво прочитать этот сборник и убедиться, что многие воспоминания не сильно соответствуют каноническим версиям начала войны.

Тут мельком сказано и о встречном, вполне успешном бое 22-ой танковой дивизии у самой границы, который был прекращен по инициативе командира дивизии. И о том, что самолеты 10-й смешанной авиационной дивизии, вопреки приказу округа, оставались замаскированными на полевых аэродромах, а не в местах постоянной дислокации в Кобрине, Пружанах, Пинске. А чего стоит рассказ, что 21 июня у танкистов забрали боезапас танков, сдав их на оружейные склады. И только природное разгильдяйство некоторых командиров рот, позволило части боевых машин вступить в бой уже в 4.30 утра.

Нигде не подтверждается версия массового нахождения гарнизона Бреста в полевых лагерях. Да, накануне войны 28-ой стрелковый корпус проводил учения „Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды“ и „Преодоление второй полосы укреплённого района“. Но на 22 июня 1941 года все части, участвующие в полевых учениях, отошли в Брест, Высокое, Малориту, там где они постоянно дислоцировались. Хотя начальник штаба корпуса и командиры дивизий настоятельно просили командование 4-ой армии РККА оставить хотя бы половину соединений в полевых лагерях.

В то же время большинство служб штаба корпуса оставались на запасном командном пункте Жабинка, а командир и комиссар уехали на выходные в Брест. Там как назло давали в театре классическую оперетту артисты из столицы республики. И в субботу 21 числа в Брест съехались все генералы и полковники 4-ой армии с женами. Часть из них осталось ночевать в Бресте, а часть уехало ночью, не успев добраться до своих частей к началу войны.

Интересны воспоминания брестского районного военкома Ушенина об обстановке в Бресте к полудню, что уже в 6 утра делегаты связи не могли найти никого из военного и партийного руководства Бреста. Представляют интерес сокращенные воспоминания одного из защитников вокзала Николая Ломакина, которые более подробно публиковались в 1968 году в многотиражке Пинского судостроительного завода. Они отличаются от канонической версии Сергея Смирнова и поэтому практически неизвестны.

Забытый героизм защитников Бреста и конъюнктурные подвиги

А чего стоит оборона государственной границы 3-им батальоном 125-го полка капитана Макара Колесникова, находившегося на строительстве укрепленного района в 12 километрах севернее Бреста. Батальон держал оборону до 26 июня. Командир батальона 25 июня послал разведку в Брест, которая обнаружила, что город с 22 июня находится в руках фашистов. Почему об этом подвиге почти ничего неизвестно?

Зато начинается непонятное преувеличение значения в событиях июня 1941 органов НКВД, которые в Бресте запомнились тем, что подразделения 60-го полка НКВД по охране железнодорожных объектов, не смогли дать бой, или взорвать стратегические мосты через Мухавец, Западный Буг. А 60-ый бронепоезд войск НКВД, прибывший 21 июня 1941 года из Столбцов, очень удачно смог эвакуировать высшее партийное руководство области и органов внутренних дел задолго до появления немцев в районе обкома и областного управления.

Например 132-ой конвойный батальон НКВД, которому нынче установили отдельный памятник, запомнился тем в том числе тем, что его оружейники, находившиеся в казарме между Тереспольскими и Холмскими воротами, категорически отказались открыть оружейную комнату батальона. А там находилось 48 ручных пулеметов и 36 снайперских винтовок, которые были нужны сражающимся бойцам, оставшимся безоружными из-за приказа сдать патроны на склад 21 июня 1941 года. На конвойные части НКВД этот приказ не распространялся. И поэтому первая контратака, под командованием Матевосяна, была с саперными лопатками, учебными винтовками и предметами разломанной мебели. А сама оружейка, спустя сорок минут была завалена битым кирпичом от взрыва крупнокалиберного снаряда вместе с хранителями.

А других забытых подвигах защитников Бреста и легендах возникших в последние годы будет рассказано во второй части.

В июне-июле 1941 года примеров героизма бойцов и командиров РККА было достаточно много, чего нельзя сказать о профессионализме высшего командного состава РККА и храбрости политработников уровня выше батальонного звена. Особенно на территории БССР, где положение складывалась и вовсе катастрофическое. Высший командный состав улепетывал со скоростью 60-70 километров в сутки, бросая неповрежденными объекты стратегического значения: мосты, переправы, железные дороги и крупные предприятия. А также гигантское количество неповрежденной, новенькой, часто в смазке, военной техники и тяжелого оружия.

Стремительное отступление РККА

О чем можно говорить, если 23 июня 1941 года немцы захватили целыми огромные окружные воинские склады в Кобрине, армейские склады 4-й Армии в Жабинке, окружную базу ГСМ в Оранчицах. Что характерно, интенданты не отпускали оружие, боеприпасы и ГСМ 22 июня отступающим красноармейцам, требуя распоряжение штаба округа. А уже 23 июня, бросив в полной сохранности вверенное имущество, эвакуировались на восток. В отличие от такой же ситуации в западных регионах Украины, здесь не нашлось ни одного смелого генерала, который бы приказал распечатать склады своим приказом, угрожая расстрелять работников тыла.

Этим и обосновано то, что на плечах бегущей 4-й Армии РККА, чьи бойцы без старших командиров достаточно неплохо оборонялись в Брестской крепости, немецкие войска к 28 июня оказались в 400 километрах от советско-немецкой границы. И очень быстро смогли бы взять два областных центра, Гомель и Могилев, если бы не стрелковый корпус, сформированный из уроженцев Пензы, Саратова и Нижнего Новгорода. 63-й стрелковый корпус на месте получил укомплектование бойцами с опытом боевых действий, призванных военкоматами Гомельской области и моряками Пинской военной флотилии.

Именно его описывал Виктор Суворов, в своей спорной книге, называя «черным корпусом» генерала Петровского. По версии неплохого аналитика и разведчика немцы прозвали этот корпус «черным» из-за того, что он яростно сражался, а его бойцы носили странную черную форму. Писателем было высказано предположение, что в 63-м стрелковом корпусе служили заключенные, и командир у них был из бывших репрессированных, которому не было присвоено звание генерала, и он носил петлицы с устаревшими знаками комкора.

Петровский против Гудериана

В этой истории, как и во всех книгах Суворова, правда наполовину с ложью ювелирно смешана. Но сейчас не об этом, корпус Петровского не только остановил продвижение механизированных войск на восток, но и заставил Гудериана почти неделю искать удобные переправы через Березину, дав возможность Генеральному штабу РККА перебросить резервы на смоленское направление. Затем бывший командующий Среднеазиатского округа, настолько обнаглел в хорошем смысле, что перешел в успешное контрнаступление, освободил два крупных города, Жлобин и Рогачев, и зарылся на этих направлениях в землю.

Главный успех генерала Леонида Петровского, что он в своих войсках не подавлял инициативу, не требовал решения задачи любой ценой. В обороне активно использовал саперов и инженерные заграждения. Не имея собственных танковых частей, генерал создал собственный механизированный отряд быстрого реагирования из пушечных бронеавтомобилей, конфискованных на складах Наркомата внутренних дел и тяжелых грузовиков со смонтированными на них полковыми пушками и минометами. В июле 1941 года в некоторые дни четверть всех немецких потерь приходилось на войска, действующие против корпуса генерал-лейтенанта Петровского в районе Жлобина и Рогачева.

Командир корпуса смог настолько образцово наладить службы тыла и резерва, что к 1 августа 1941 года после ожесточенных боев корпус продолжал радовать командование практически штатной численностью в 36000 бойцов и комплектом артиллерии и транспортных средств. Этот героический подвиг не очень подробно освещался, о нем не снимались фильмы и не сочинялись бравурные статьи. Вроде как успешное противостояние трех дивизий Красной армии против пяти, а затем и семи немецких дивизий было в 1941 году обычным делом.

Зачем фальсифицировали обстоятельства гибели комкора

Возможно, дело в личности самого генерала Петровского. Сын известного революционера и брат одного из лидеров Коминтерна просто обязан был попасть в жернова карательной машины. В мае 1938 года комкор Петровский был уволен с должности члена Военного Совета и заместителя командующего Московского военного округа. Его часто допрашивали, исключили из ВКП(б), но так и не арестовали. В 1940 году в обвинении было сказано, что Петровский был груб с подчиненными и продал по спекулятивной цене свой автомобиль, никаких политических статей ему не инкриминировали.

Виктор Суворов был в чем-то прав, что командир корпуса был штрафным, но в тюрьме, в отличие от Рокоссовского, он не сидел. Успешность его действий заключается и в знании театра военных действий. В Белорусском военном округе Леонид Петровский служил, будучи и командиром полка и командующим стрелковым корпусом в 20-30 годы. Но тема про успешные действия РККА в июле 1941 года в районе Жлобина и Рогачева еще ждет своих бесстрастных исследователей. Мы же остановимся на том: почему советская пропаганда неохотно говорила о генерале, который погиб, выводя свои войска из окружения.

Существуют несколько мемуаров о гибели Леонида Петровского, одна из них фигурирует в Википедии. Везде сказано, что, пробиваясь пешком вместе с бойцами, командир корпуса получил смертельное ранение и скончался на руках сослуживцев. При ближайшем рассмотрении все версии пересказывают донесения начальника политотдела 63-го стрелкового корпуса и второго секретаря Гомельского обкома КПБ. Но оказалось, к действительности они не имеют никакого отношения.

В 1949 году министр МГБ БССР Лаврентий Цанава дал поручение разыскать свидетелей гибели генерала Петровского. И выяснились поразительные вещи. 16 августа 1941 генерал готовил прорыв сводной группы штаба корпуса, части 154-й стрелковой дивизии и отдельного механизированного батальона из окружения в лесном массиве Жлобинского района. Причем, прорыв готовился не уставших и безоружных бойцов, а большой автоколонны, под прикрытием артиллерии и нескольких танков БТ-7М. Он должен был начаться в три часа ночи.

Но немецкое командование смогло через завербованных местных жителей и внедренной агентуры в штаб 154-й стрелковой дивизии разузнать планы командира корпуса и нанести упреждающий удар. Автомобильная колонна была рассеяна, а бойцы начали уходить на восток в пешем порядке.

Немецкий разведывательный патруль обнаружил в лесу легковую машину, откуда по ним был открыт пистолетный огонь. Немцы открыли ответную стрельбу. Подойдя к машине, они увидели мертвого старшего офицера РККА. Командир патруля взял его шинель, планшетку и доставил начальнику штаба 267-й пехотной дивизии оберст-лейтенанту (подполковнику) фон Троту. Обнаружив на шинели петлицы генерал-лейтенанта, немецкая комиссия во главе с полковником Хэкером, командиром 487-го пехотного полка выехала в указанное место. Там они обнаружили труп со знаками различия генерал-лейтенанта РККА и нашли в кармане удостоверение.

Попавший в плен начальник штаба корпуса Файгин опознал командира. На месте гибели отважного командира немецкий полковник Хэкер приказал установить большой деревянный крест с надписью: «Здесь покоится командир корпуса генерал Леонид Петровский». Так что правда, немцы на самом деле установили памятник Петровскому, как писал Виктор Суворов.

В 1944 году сразу после освобождения группа армейских особистов и врачей вскрыла могилу и перенесла прах генерала в братскую могилу в деревне Старая Рудня. При эсгумации тела выяснилось, что Петровский, не желая попасть в плен врагу, последним патроном выстрелил себе в висок.

Непонятно одно, зачем требовалось это скрывать, рассказывать о том, что бойцы несли раненого генерала на руках десятки километров? Ведь в смерти Петровского, принявшего последний бой в одиночку в лесу, ничего постыдного не было. Может оттого, что с ним не находились те, кто был обязан быть рядом с командующим.

Это еще один пример, что ссылки на любые донесения в 1941 году не являются доказательством настоящей картины событий тех дней, которые подлежат еще осознанному исследованию. А генерала Петровского помнят в Беларуси, и его именем названа улица в Жлобине, хотя эта фигура достойна гораздо большего.

Парад на 75-летие Победы, который состоялся в Минске, к удивлению поднял в российском сегменте социальных сетей шторм, основной месседж которого звучал в контексте, что ни Беларусь, ни белорусы не имели никакого морального права проводить парад Победы. Многие договорились до того, мол белорусы всю войну отсиделись в тылу и не смогли даже защитить свою республику в 1941 году. Особые любители заказной истории даже поставили под сомнения официальные цифры потерь БССР, которые зафиксированы в материалах Нюрнбергского процесса и документах ООН.

Сколько белорусов не дождалось Победы

С потерь и начнем. Население БССР вместе с присоединенными в 1939 году районами составляло 9 183 000 человек из них почти 800 000 евреев. На фронтах войны погибло более 600 000 жителей БССР. Во время геноцида мирного населения в 1941-1944 году было уничтожено 1 845 000 жителей, в том числе 715 000 жертв Холокоста. На работах, среди угнанных в Германию, не дожили до Победы 173 200 белорусов. В боях и фашистских застенках погибло 45 000 белорусских партизан и 38 000 подпольщиков. Из 335 000 жителей БССР попавших в плен, вернулось не больше одной трети. Около 100 000 мирных жителей погибло в 1944-1945 году в прифронтовой полосе, от авиационных бомбежек и артиллерийских налетов, взорвавшись на минах и став жертвами банд мародеров и дезертиров.

Более 60 000 было убито партизанами и диверсантами белорусов, которые сотрудничали с оккупационным режимом. Они тоже входят в список потерь страшной войны. Значит, по подсчетам, не учитывая еврейского населения республики и 29 000 иностранных граждан расстрелянных на территории БССР число потерь, которые понесла страна в 1941-1945 году 2 250 000 человек, если выносить жертв холокоста в отдельную статистику. И более 3 000 000 жертв, если признавать евреев, погибших в белорусских гетто и концлагерях жителями республики, которыми они до войны и считались. Всего от 27% до 32 % процентов всего населения БССР было уничтожено во время Великой Отечественной Войны. Более массовых потерь не понесла ни одна союзная республика и ни одно европейское государство. В Беларуси десятки мемориальных комплексов открыты в память о геноциде мирного населения как во времена СССР «Хатынь», «Озаричи», так и во времена независимости Беларуси «Красный берег», «Тростенец», «Яма».

Где во время войны служили белорусы

Теперь разберемся, почему белорусы не защищали свою страну и немцы взяли уже к началу июля под контроль большую часть территории БССР. Сразу видно, что такую жуть пишут специалисты, насмотревшиеся недостоверных военных победоносных фильмов прошлого века. В СССР активно практиковался метод, что служить на территории своего национального образования имело право не более 5% военнослужащих. Поэтому в армиях Западного особого округа был большой процент бойцов из российского Нечерноземья, Башкирии, Северного Кавказа, Средней Азии.

А вот призывников-белорусов в 1940-1941 году призывали чаще всего в Харьковский, Ленинградский, Архангельский военные округа. В том же Бресте, на 30000 воинского состава, бойцов-белорусов было не более 1000 человек, включая весенних призывников 1941 года, которых задержали в Бресте на военно-строительных работах, задержав их отправку в Забайкалье. В корпусах 4 армии РККА, которая так бездарно начала войну, дав немцам с комфортом продвигаться на восток по новеньким автодорогам и железной дороге, процентный состав белорусов был на одном уровне с узбеками, башкирами. Поэтому никак не могли белорусы трусливо пустить немцев на Минск и Москву, это трагедия всего советского народа.

Это же правило действует и в обратную сторону. Брестская крепость, не является символом стойкости белорусов — эта святыня для всего советского народа, что постоянно подчеркивает руководство Беларуси. Красная Армия отступала настолько стремительно, что мобилизацию успели провести только в Могилевской, Гомельской части Витебской и Минской областей. Всего в войне на фронтах Великой Отечественной войны участвовало более 1 300 000 призывников и офицеров из БССР, почти половина из них не вернулась домой. Белорусами в основном комплектовались армии второго и третьего стратегического эшелона, и они массово сражались в обороне Москвы и Ленинграда, Кавказа и Карелии. При обороне Могилева в 1941, в советских войсках уже находилось почти 50% местных уроженцев призванных из областей БССР.

А с уроженцами Западной Белоруссии ситуация происходила трагичней. В начале 1942 года почти всех бывших граждан бывшей Польской республики сняли с фронта и отправили по караульным частям, офицерским школам, в войска, охранявшие советские границы в Закавказье, Средней Азии и Дальнего Востока. С чем это связано, мы еще расскажем в отдельной статье, но к предательству это не имеет никакого отношения.

Бывшие партизаны и полицаи брали совместно Берлин

В 1944 году очень сложно было провести быструю фильтрацию тех, кто помогал партизанам и подполью, и тех, кто пытался жить во время войны, сотрудничая с оккупационными властями. Поэтому кроме явных карателей, в остро нуждавшуюся в людских ресурсов Советскую Армию мобилизовали всех. В деревнях и городах оставались только дряхлые старики, инвалиды. В 1944-1945 шли самые ожесточенные бои в Европе, поэтому сотни тысяч белорусов погибли при штурме Кенигсберга, Бреслау, Будапешта и Берлина. Бывшие партизаны и полицаи часто шли в одной штурмовой группе, поддерживая друг, друга огнем, что невозможно было представить в украинских или прибалтийских частях. Ну, это тема тоже отдельного исследования.

Среди воевавших белорусов, и жителей БССР более 400 Героев Советского Союза и три дважды героя Советского Союза, более миллиона награждены боевыми наградами во время боевых действий. Ведущие мировые державы предложили включить Белорусскую ССР в состав стран-учредителей ООН, как отдельный субъект за большой вклад в победу над нацизмом.

Так, что Беларусь имела полное право на проведение парада Победы в Минске, в связи с последним юбилеем, до которого дожили немногие оставшиеся ветераны войны, как одна из стран-победительниц мирового фашизма без всякого разрешения от кого-либо. И есть уверенность, что и через пять лет в Беларуси пройдет Парад Победы, впереди которого будет громыхать танк Т-34 со знаменем страны победителя — СССР.

Для многих стало откровением почему в своих воспоминаниях главный диверсант Третьего Рейха упомянул оборону Брестской Крепости и Брестского вокзала, ведь нигде не было подтверждено нахождение Отто Скорцени в Бресте в 1941 году. Если о его поездке в Брест в 1943 году вместе с Гитлером знал хотя бы ограниченный круг лиц, тех кто листал засекреченный фотоальбом личного пилота Гитлера, то о более раннем посещении, самого разрекламированного спецназовца в истории войн, объектов в Бресте, ничего не было известно. К роли Отто Скорцени в подавлении очага сопротивления на Брестском вокзале, очень неблаговидной, мы еще вернемся.

23 июня — разящие выстрелы из подземелий

К обеду 23 июня, немцам стало ясно, что защитники вокзала не собираются сдаваться. Из опроса женщин и пожилых железнодорожников польской национальности, которые с разрешения командира обороны Воробьева покинули подвалы, командир 2 батальона 133 пехотного полка майор Рейхарт Тумлинг, поставленный ответственным за зачистку Брестского железнодорожного узла, выяснил для себя неприятные вещи. Общее количество защитников вокзала составило более 150 человек при 12-15 ручных пулемета, боеприпасами отряд был обеспечен…

Питьевая вода имелась в особой пожарной колонке, ведущей от автономной артезианской скважины. Даже с продуктами не было особых проблем, в подвале стояло почти сотня ящиков с запасами вокзального буфета и для снабжения вагонов-ресторанов. Имелись в большом количестве: бисквиты, пиленый сахар в мешках, печенье, шоколад, сухофрукты, портвейн, коньяк.

Но больше всего майора Тумлинга тревожили узкие кирпичные ходы непонятного назначения, оставшиеся ещё от строительства первого вокзала, построенного российским императором. Они вели под землёй к перронам обеих платформ к подземным пустотам, которые выходили на поверхность узкими щелями в обрамлении из армированного бетона. Вот из них было очень удобно стрелять снизу вверх, пронизывая очередью очередной движущийся вагон и попавших в сектор обстрела солдат и офицеров.

Их расположение лишало возможности противодействовать такому огню, по этим импровизированным бойницам огонь было вести бесполезно, обстрелять из пушки невозможно, граната в щели не пролезала. Использовать гаубицы и минометы против почти полуметрового бетонно-асфальтного покрытия было малоперспективно. А применить крупный калибр без повреждения путей, которые нужны были для переброски военных грузов на восток, было опасно без санкционирования штаба группы армий «Центр».

Поэтому майор Тумлинг вместе с уполномоченным имперских железных дорог Радецким принимают решения начать движение поездов с наступлением темноты, закрыв огневые щели вдоль трех перронов котельным железом. Оказалась эта затея провальной. Вокзал начал огрызаться и после того, как из подземелий были подстрелены несколько немецких солдат, эту операцию прекратили.

Ночные вылазки и бесполезная рация

В последующие дни наиболее досаждала немцам группа связистов авиационного полка, во главе со старшиной Басневым. Они обнаружили небольшой бетонный лаз, который выходил между путями варшавской стороны, и каждую ночь проводили разведку. Надо понимать, что бойцы, державшие оборону в подвале, первоначально не планировали покидать это место, надеясь на наступление РККА. Разведка удавалась на славу, каждый раз сержанты Игнатьев и Русанов приносили в подземелье трофеи, у бойцов появились немецкие автоматы, фляжки для воды. Один раз даже достали немецкую рацию, в работающем состоянии, но попытки связаться с частями Красной Армии были тщетны.

Игнатьев обнаружил еще один ход, ведущий в район пешеходного виадука и периодически его обстреливал. Закончилось тем, что немцы и местные жители перестали пользоваться пешеходным мостом, ведущим из центра к северной части города. Местные жители вспоминали, что перестрелки из района вокзала к 27 июня была более ожесточенной, чем из Брестской крепости.

Скорцени и солдаты СС против милиционеров и пограничников

Такая ситуация особенно нервировала немецкие военные и оккупационные власти. Составы через станцию начали проходить только ночью, после случая обстрела и возгорания цистерны с авиационным бензином. А это снижало пропускную способность железнодорожного узла больше чем на 50%. Этим были крайне недовольны в Берлине.

Состав штурмующих подземелья вокзала войск изменился. С 25 июля засевшими в подвалах бойцами занялись элитные войска. Это были прибывшие в двух эшелонах саперы и артиллеристы дивизии СС «Райх». Среди них и находился офицер технического обеспечения Отто Скорцени. Первая попытка применить инженерные навыки была предпринята ранним утром 26 июня. В подвалы были заброшены дымовые шашки и залит бензин, который подожгли. Это было эффектно, но не эффективно. Бензин быстро сгорел, бойцы от него спрятались во внутренних помещениях, а дым быстро развеялся, благодаря особому устройству вентиляции. А группа саперов, которая пыталась в противогазах проникнуть со стороны ресторанного входа, была уничтожена.

С 27 июня по совету инженеров войск СС в подвалы начали заливать огромное количество воды, непосредственно с вокзальной водокачки. Вода поступала неравномерно, если в подвалах с Московской стороны вода застаивалась и затопила все почти все проходы к огневым точкам, то на Варшавской стороне она быстро куда-то уходила. После войны инженеры очень долго откачивали воду из подвалов, а потом все равно приняли решения засыпать подземелья песком и щебнем на полтора метра.

Но защитники даже по пояс в воде старались сохранить свою боевую ценность. Боевой дух был высок, благодаря руководителям обороны лейтенанту-пограничнику Николаю Шимченкову, старшине авиационной службы Басневу, диспетчеру Шихову.

Группа милиционеров Андрея Воробьева еще в ночь на 26 июня смогла вырваться внезапным прорывом, через недостроенный тоннель. Долгое время была неизвестна судьба военного коменданта вокзала подполковника Казбекова, помощника военного коменданта капитана Теслюка и начальника политического отдела батальонного комиссара Жукова. Так вот они, те кто должен был оборонять вокзал, в 9 утра 22 июня на персональном паровозе, только с одним вагоном, прибыли на станцию Жабинка.

2 июля 1941 года из подземелий вырвались последние защитники

28 июня двое бойцов пограничников, скрытно проникнув на водокачку, устроили там диверсию, и не скрылись в пригороде, а вернулись обратно в подземелья. Вода в подвалы перестала поступать. Тогда фашисты начали заливать подземелья нечистотами из городской канализации. 29 июня бойцы оборонявшие подвалы Московской стороны попытались вырваться, через потайной ход, но тот уже был обнаружен фашистами и все они попали в плен. Группа пограничников и связистов-летчиков, оборонявшихся на Варшавской стороне, смогла подорвать гранатами две машины ассенизаторов и не дать им залить отходы в подвалы. Наоборот, веселая жизнь началась у находящихся наверху немцев, которые вынуждены были прекратить временно штурм и пригнать пленных для уборки территории.

К 2 июля подземные бойцы отбили еще три попытки штурма, причем в последней попытке гитлеровцы, взорвав пол в здании, начали оборудовать специальную позицию для подготовленной атаки. И тогда было принято решение прорываться. И что удивительно, группа из 35 человек вырвалась из блокированного вокзала незаметно, добралась до пригорода, где захватив машину и оружие, потом доехали до большого леса, где уже к 10 июля создали партизанский отряд.

Вообще в истории с обороной вокзала много неясностей. Очень много недосказанности, много каких-то секретных подземных ходов. Неизвестно судьба группы милиционеров и пограничников, бывших в подвалах под зданиями на Привокзальной площади, откуда еще в 1940 году существовал километровый подземный ход в крепость. Неясно, что это за тоннель, которым уходила группа Воробьева, секретный ход который строили 1939-1941 годах от вокзала к административному кварталу или какой-то другой.

Известно только то, что в 1945 году перед остановкой Иосифа Сталина в Бресте, когда он ехал на Потсдамскую конференцию, армейские саперы и офицеры МГБ, что-то постоянно подрывали в районе вокзала. Именно тогда и была уничтожена вся подземная сеть Брестского железнодорожного вокзала. А Отто Скорцени участвовал в штурме подземелий, но не как диверсант, а как инженер, спланировавший временный водопровод для затопления героических защитников.

К полудню 22 июня 1941 года в Бресте не осталось защитников

К 11.30 22 июня в Бресте складывалась следующая ситуация. Активная перестрелка шла в районе Брестской Крепости и на обеих улицах, ведущих из города в крепость. Рубеж обороны, который готовили бойцы комендатуры, милиция и члены истребительного батальона Брестского райкома КПБ по улице Ленина был оставлен по приказу заместителя командира 6 стрелковой дивизии РККА М.Е. Козыря. Даже тюрьма была спешно оставлена доблестными чекистами 137 конвойного батальона НКВД и оттуда вырвались как уголовники, так и политические заключенные. Если вторые рванули по домам, то первые добавили дополнительной суматохи в затихший, перед большой бедой город. На городской электростанции, которая находится на берегу реки Мухавец, на половине пути от крепости в центр города, готовились взорвать оборудование несколько саперов. Однако, персонал станции не дал им этого сделать, обезоружив военных и сдав их охранявшей стратегический объект местной милиции. На улице Гоголя полсотни офицеров во главе с областным и городским военкомами отбивались от полноценной роты 81 саперного батальона вермахта в здании военкомата.

Героические попытки эвакуации граждан из Бреста

На вокзале к тому времени смогли частично отправить пассажиров на восток. На дальше эвакуация приостановилась. Огромное здание депо и территория где стояли паровозы, с 8 утра плотно простреливалась несколькими немецкими пулеметами. Мотодрезину начальника отделения в 9 утра отослали в район станции Брест-Полесский, где должен был находиться бронепоезд войск НКВД и бойцы, которые прошли специальную подготовку по охране железнодорожных объектов. Но сержант милиции никого не обнаружил; ни на станции, ни в казармах, которые размещались тут же.

Дежурный по станции информировал, что бронепоезд и отдельный ремонтный поезд, с прицепленными пассажирскими вагонами покинули станцию три часа назад, а колонна легковых и грузовых автомобилей, которые привезли пассажиров и какие-то ящики, выехала из города примерно в то же время. После таких известий вокзал покинул дежурный конвойный взвод НКВД, мотивируя тем, что у них отсутствует приказ начальства о дальнейших действиях. Лейтенант, командир взвода, планировал пробиться либо к областному управлению НКВД, либо к городской тюрьме, где находился штаб конвойного батальона. Так или иначе, защитники вокзала лишились 4 ручных пулеметов и двух снайперских винтовок, не считая обычного стрелкового оружия и 42 бойцов.

С оружием вообще были существенные проблемы. У милиции не было автоматического оружия, командиры и бойцы имели при себе личное оружие с минимальным количеством патронов. Только у группы пограничников, отступивших к вокзалу, имелось несколько пулеметов. Защитникам вокзала очень пригодился временный склад оружия отобранного у контрабандистов и преступных шаек, в основном польского производства. И по случайности, на одном из путей находились два вагона с боеприпасами для винтовок и ручных пулеметов польской армии.

Сколько было защитников Брестского вокзала

Когда начались бои на дальних подступах, а первоначально гитлеровцы наступали с севера и с запада, число защитников вокзала составляло около полутысячи бойцов и командиров из разных частей гарнизона города. Сопротивление было достаточно хорошо организованным, немцы привлекли к захвату вокзала, кроме специально подготовленных штурмовых групп, 2 батальон 133 полка, части 45 разведывательного и 81 саперного батальонов. Благодаря начальнику отделения Леониду Елину, была организована полноценная эвакуация раненых с поля сражения, в расположенную в километре восточнее вокзала железнодорожную больницу.

С появлением немецких мотоциклов и броневиков со стороны центра города, оставалась свободной дорога на восток, чем воспользовались некоторые группы бойцов РККА, которые смогли отойти до полного окружения Брестского железнодорожного вокзала. Это случилось в 11.30, когда два немецких броневика с мотоциклистами заблокировали железнодорожный путь на Минск и Москву в районе киевского ответвления. Массивное здание вокзала служило неплохой защитой для оборонявшихся, а с крыши простреливались практически все направления. Установленные на высоте пулеметные точки заставили искать убежище наступающих австрийских вояк из 45 пехотной дивизии.

Но с малыми ротными минометами; мобильными и опасными на дистанции до километра, справиться не удалось. Двор вокзала был засыпан 50-мм минами, осколки которых выкашивали как защитников, так гражданских лиц. Поначалу люди прятались в многочисленных помещениях вокзальных зданий. К 14.00, прибывшие со стороны Тересполя бывшие французские танки, приспособленные для перемещения по железнодорожным рельсам, сделали это укрытие очень ненадежным. В это же время и был смертельно ранен в живот начальник отделения дороги Леонид Елин. Принявший командование обороной начальник железнодорожной милиции Алексей Воробьев приказал перебросить в подвалы полсотни ящиков с патронами и гранатами и всем оставшимся в живых, спуститься в подвалы. Прикрывали организованный спуск в подвалы бойцы пограничники во главе младшим политруком Борисом.

Первые сутки обороны вокзала

Всего в трех автономных подвальных помещениях площадью более 3 500 квадратных метров оказались более сотни вооруженных бойцов, милиционеров и железнодорожников с несколькими ручными пулеметами и почти 300 человек женщин и детей из числа семей командиров РККА. Уйти в подвалы было разумной идеей, к тому же их то и подвалами называть как-то мелко. Это полноценные подземелья, с огромными уходящим через весь город к реке кирпичными коллекторами и бетонным сводчатым ходом, ведущим в направлении крепости. Оба этих хода почему-то были завалены в июне 1941 года строительным мусором. Люди оказались разделены в трех подземных отсеках. Гражданские лица и часть милиционеров находились в подземельях под варшавской стороной вокзала.

К утру 23 июня немцы, потерявшие, при попытке проникнуть в подвал, почти с десяток солдат, предложили выйти всем женщинам и детям под гарантии главного врача Брестской железнодорожной больницы Артамонова. Большинство женщин и детей покинуло убежища, и их под конвоем увели в больницу. Немцы так же захватили трех пожилых железнодорожников, у которых пытались выяснить, где начинается ход в крепость, а также в каком месте находится взрывчатка, с помощью которой большевики заминировали вокзал. С этим и связано, видимо, нежелание немцев применять тяжелое оружие, они опасались мощного взрыва, который начисто бы смел нужную инфраструктуру. Но к сожалению немцы ошибались, стратегический объект железнодорожный вокзал, никто не подготавливал к взрыву…

В третьей части мы расскажем, что делал Отто Скорцени в брестских подземельях.